Одна из самых чудесных и грустных сказок, которые я когда-либо читала.
Отфрид Пройслер. Крабат: Легенды старой мельницы
читать дальше

ПРИ СВЕТЕ СВЕЧИ
А Крабат все думал о Тонде. О Тонде... и о Певунье. Вновь она ему
вспомнилась, ну разве он этого хотел? Он ждал и заранее радовался, что в
полночь опять услышит ее голос. А что, если не услышит? А вдруг запевать
будет другая девушка?
Крабат попытался припомнить голос Певуньи, но как ни старался, ничего
не получалось. Голос стерся, исчез безвозвратно... А может быть, так только
кажется?
Было мучительно тяжело, словно боль затронула что-то, о существовании
чего он и не догадывался. Он попытался прогнать мысли о Певунье: "Я ведь
никогда не обращал внимания на девчонок! И не буду. Ничего хорошего из этого
не выйдет. А то еще получится, как с Тондой... Вот сижу я здесь, а на душе
тоска и горечь. Мой взгляд блуждает по светлым лунным равнинам. Я выпархиваю
из себя и ищу место, где покоится та, кому я принес несчастье..."
Искусством раздваиваться, выпархивать из себя, Крабат уже овладел.
Обучая их этому, Мастер предупреждал: "Может случиться так, что, покинув
тело, потом в него не войдешь!" Строго наказывал: "Делать это можно только с
наступлением темноты и возвращаться до рассвета. А не вернешься. -- назад
хода нет! Тело похоронят, а сам будешь вечно блуждать не зная покоя". Нет,
думал Крабат, надо остерегаться!
Юро притих. Если б он время от времени не подбрасывал ветки в костер,
можно бы было подумать, что он спит.
Наступила полночь. И вот вдали раздался колокольный звон, и тут же
вознесся ввысь нежный девичий голос. Голос, знакомый Крабату. Он ждал его и
лишь недавно напрасно старался воскресить в памяти... Как мог он его забыть?
Сначала голос звучал один, потом подхватили другие. Пока девушки пели
хором, Крабат все ждал, когда же снова вступит тот голос.
Интересно, какая она? Какие у нее волосы? Каштановые, черные или цвета
пшеницы? Как бы хотелось узнать! Увидать бы ее, когда она поет! Может быть,
выпорхнуть из себя? Лишь на одно мгновение! Только взглянуть ей в лицо!..
Он поспешно произнес заклинание и почувствовал, что покидает свое тело,
выпархивает из него... И вот уже его окутала черная ночь...
Последний взгляд на Юро, готового вот-вот задремать у костра, на себя
самого, прислонившегося к кресту, ни живого, ни мертвого... все, что
составляло его жизнь, теперь -- вне тела.
Он легок, свободен, бодр, как никогда в жизни.
Мгновение он колеблется -- трудно расстаться с самим собой, и ведь
может случиться, навсегда! Но, еще раз взглянув на парня, носящего его имя,
он направляется в деревню.
Никто не слышит Крабата, никто не может его увидеть. А он слышит и
видит все с необычайной отчетливостью.
Поющие девушки с фонарями и свечками идут вдоль деревни. Они в черном,
лишь на гладко зачесанных волосах белая лента.
Крабат ведет себя, как обычно, тут же присоединяется к деревенским
парням, стоящим группками по обе стороны дороги. Они выкрикивают шутки вслед
проходящим девушкам. "А петь погромче не можете? Вас еле слышно!", "Эй,
поосторожнее с огнем! Носы обожжете!", "Идите сюда, погрейтесь, а то ведь
посинели!"
Девушки делают вид, будто не замечают парней. Спокойно продолжают свой
путь и поют, поют...
Озябнув, они заходят погреться в ближайший дом. Парни тоже пытаются
туда проникнуть. Нет, хозяин их не пускает. Но они уже бросились к окнам --
подсматривать, что там, в горнице.
Девушки жмутся к печи. Хозяйка принесла им порога и горячего молока. Но
тут на крыльце показался хозяин, на этот раз с палкой в руке.
— Брысь! Убирайтесь, а то задам!..
Парни, ухмыляясь, уходят. Крабат вместе с ними, хотя ему и не
обязательно. Ждут поодаль, пока девушки выйдут из дома, чтобы продолжить
свой путь.
Крабат уже знает — у Певуньи светлые волосы. Тоненькая, высокая, она
идет, гордо подняв голову... Можно бы и возвратиться к костру.
Но ведь он видел Певунью лишь издали. А как хотелось бы заглянуть ей в
глаза! И вот он уже слился с пламенем свечи у нее в руках. Еще ни разу в
жизни он не был так близко, совсем рядом, с девушкой!
Он видит ее прекрасное юное лицо. Глаза, огромные, добрые, смотрят
прямо на него, но его не видят. А может быть...
И вправду пора возвращаться, не то будет поздно! Но глаза девушки,
светлые глаза в венце ресниц, притягивают, не отпускают. Голос Певуньи
теперь, когда он глядит ей в глаза, доносится как бы издалека.
Крабат понимает — вот-вот наступит утро. Знает, что может потерять
жизнь. Знает... и остается.
Вдруг жгучая боль пронзает его, возвращает к действительности. Обжигает
огонь!